Элементы :: ...Теперь поговорим о Тьме

н а ц и о н а л ь н ы й    а в а н г а р д

 

 

"...ТЕПЕРЬ ПОГОВОРИМ О ТЬМЕ"

 

Интервью "Элементов" с одним из самых уникальных современных писателей
Юрием Мамлеевым

 

"Элементы". В предисловии к своему знаменитому роману "Шатуны" Вы написали, что литература и искусство должны обратиться к метафизике. Вы объясняете это тем, что человек уже достаточно изучен, осмотрен с разных сторон и вообще, с точки зрения искусства, исчерпан как тема. Это довольно неожиданное и даже шокирующее предложение, но Вы уже подтвердили его всем объемом своего творчества. У Вас в произведениях действуют такие персонажи как трупы, упыри, идеи, ангелы, предметы, животные...

Что привело Вас к этому: какие-то общие тенденции или собственное волеизъявление?

Юрий Мамлеев. Конечно, все это в какой-то мере субъективно. Но в то же время — и к этому подходит вся наша эсхатологическая история — мы живем в величайшую переломную эпоху, которая, кроме всего прочего будет означать, что человеку, в том виде, в каком мы его знаем, придет рано или поздно конец. Так что субъективное начало здесь совпадает с объективным.

Сам выход искусства за "пределы человеческого" существовал и раньше как метод. В пример можно привести Данте, Гомера с их "ирреальными" персонажами. Но у этих авторов нечеловеческие герои представлены лишь с внешней стороны, без проникновения в их суть, что, собственно, и является главным в искусстве.

Еще один пример — изображение "нечеловеческих" существ Львом Толстым. Возможно, он избрал героев-животных потому, что их психика до известной степени изучена и доступна человеку.

Мои же опыты основывались, главным образом, на интуиции, на метафизических знаниях, которые выполняли для меня роль своеобразного трамплина...

"Эл" Вы сказали, что человек в традиционном понимании изучил себя. Поясните, пожалуйста, Вашу мысль.

Ю.М. Как бы ни трудно было, надо подумать о том, что нынешний, сложившийся за века человек — лишь одно из частных проявлений человека вечного. Доказательств этому есть, кстати, немало. Античные люди, к примеру, отличались от нас по множеству параметров и, можно сказать, что это были совсем иные существа, нежели мы с вами.

"Эл" Какую задачу выполняет человек в Ваших произведениях? Ведь он присутствует в них.

Ю.М. Введение в искусство метафизических идей, с одной стороны, расширяет сами рамки искусства, с другой — расширяет представление о человеке. И вот, человек становится носителем тайных скрытых сил, которые есть в нем, сил, которые в обычных условиях невозможно себе представить.

"Эл" Обнаруживая ограниченность обыденного представления о человеке, уничтожая привычное видовое самодовольство обычного человеческого существа, считающего, что оно является единственной мерой вещей, ставя человека в положение подопытного кролика, анализируя не то, как он мыслит, а то, как в его голове эти мысли протекают, Вы тем самым наносите сильнейший удар по читателю. Естественно, многих это отпугивает.

Почему, все же, Вы делаете такой акцент на, так сказать, темных сторонах бытия и сознания? На тьме?

Ю.М. Давайте поговорим о тьме.Ну, во-первых, искусство тем и отличается от доктринальной метафизики, что оно свободно от гнета идей, философской системы. Подчиняясь Великому Иррациональному, оно в принципе может добиться таких метафизических открытий, которые не под силу самой метафизике.

Мои герои рождены интуицией. Так что это не монстры и не носители зла сами по себе. Возможно, они просто вошли в некую запрещенную сферу, которая и сделала их такими. Они кажутся безумными, как и герои Достоевского. Но повторяю: кажутся. Они — просто люди, задавшие себе вопросы, на которые разум не в состоянии ответить.

"Эл" То есть, они становятся такими "мрачными", не выдерживая бремени метафизики?

Ю.М. Да. Они путешественники в неизвестное, в невидимую сферу.

"Эл" К какой бы категории или жанру ни относилось произведение, оно все же должно содержать элемент достоверности...

Ю.М. Он есть, разумеется. В его создании мне очень помогает знание психопатологии; многие случаи взяты из жизни. Но использовал я их не прямо, а в качестве исходного материала. Основываясь на знании особенностей и внешних проявлений травмированной психики, легче проникать в ее скрытые глубины, искать процессы, исходные толчки, приводящие к этому.

"Эл" Вашу литературу называют "литературой конца света". Вы согласны с таким определением?

Ю.М. Тут нужна поправка. Конец какого света? Те проблемы, о которых я пишу, относятся к категории вечных, а это не имеет отношения ни к концу света, ни к переходу к новому миру. Вечные метафизические проблемы всегда имеют привкус ПРЕДЕЛА. Его-то может и принимают за конец света, ведь заданные вопросы и их последствия выходят за пределы мира нам привычного.

В какой-то мере эти вопросы уже знакомы человечеству. Известно о существовании подобных текстов в знаменитой Александрийской библиотеке. Может быть аналогичные трактаты есть где-нибудь еще, скажем, в Индии. И если их содержат в секрете, то в этом нет ничего удивительного.

...А герои моих книг... что ж, они волей-неволей объяты тьмой, поскольку идут "во что-то иное" и не являются существами, направленными к богореализации. Возможно, правда, что они и осуществили богореализацию, но затем вышли за ее пределы. Это какие-то странные существа, подготовленные к чудовищному путешествию — из нашего абсолюта в иной абсолют.

"Эл" Вы переворачиваете человека с ног на голову, но и на этом не останавливаетесь. "Смену полюсов" Вы осуществляете и на метафизическом уровне, ставя известные метафизические вопросы в парадоксальных терминах. Кроме того, Вас, несмотря на ваш трансцендентализм интересует не только душа, но и тело. Почему?

Ю.М. Да, странно, казалось бы... Но ведь плоть — это крайнее выражение абсолюта, он доведен здесь до крайности, после которой трудно представить себе мир еще более проявленным. Возможно, конечно, что есть еще и подматериальный мир, ад, где тяжесть превалирует над всем. Говорят ведь, что в сатане вся тяжесть мира. Или: сатана — это "черный камень" в центре Земли, источник гравитации. Может, это и так. Меня же, в моих работах больше интересует борьба или соотношение духа и плоти, поскольку с этим вопросом мы — и теоретически, и практически — сталкиваемся постоянно.